«Давайте вернем домой тех, кто еще не успел умереть»

Единственный нетронутый островок антивоенного протеста в России — женское движение противников мобилизации «Путь домой». Невзирая на критику со стороны пропагандистов, их акции не разгоняют силовики, а против самих жен не заводят дел. Поэтому сторонников движения становится больше — на акции теперь приходят и те, кого мобилизация никак не затронула, включая мужчин. Однако, как оказалось, на них «иммунитет» женщин не распространяется: за участие в акции можно получить штраф и арест. «Холод» поговорил с этими мужчинами и выяснил, что привело их на женские акции против бессрочной мобилизации.

«Наша оппозиционная тусовка — это вечно обиженные, ненавидящие друг друга люди»

Егор Азанов, 39 лет, создатель курса по духовному развитию Syntony

Я узнал об акции из видео Максима Каца и сразу понял, что мне надо там быть. Несмотря на то, что меня не коснулась мобилизация, конфликт в Украине затронул мою семью. Часть моих родственников живет в Украине, часть — в России, последние при этом всячески поддерживают происходящее. Я с ними не согласен, но не люблю биться головой об стену и выходить в то место, где я буду изначально восприниматься системой как враг. Я не желаю зла даже тем людям, которые готовятся меня побить дубинками. Я не враг, я часть России, которая не согласна с государством в вопросе мобилизации и имеет право быть услышанной. 

Мне показалось, что в рамках этой акции мне удастся высказать свое мнение относительно происходящего, подать голос несогласия так, чтобы его не стали тут же заглушать. Важно было ведь и то, где проводилась эта акция — в самом сердце Москвы, у Вечного огня — одного из ключевых символов нашего города, на который опирается власть.  

До того как пойти на акцию, я не следил за движением жен мобилизованных, но читал несколько их интервью и изначально был к этим женщинам по-человечески расположен. Я не могу представить ту боль, которую бы испытывала моя жена, если бы меня на 500 дней забрали у нее и у наших двух маленьких детей. И не просто забрали, а еще и заставили бы существовать в каких-то совершенно нечеловеческих условиях. А этим женщинам и представлять нечего: это их реальность и их ежедневная боль.  

На свои акции женщины выходят с этой болью за мужей, но и с любовью к ним. Для меня особенно ценно то, что эта боль не выливается в ненависть к людям, им противостоящим, к властям, которые отказываются их слушать. И вот такой подход без ненависти к оппоненту я готов поддерживать. 

Наша оппозиционная тусовка — это вечно обиженные, ненавидящие друг друга люди. У всех богатая история междоусобных конфликтов и обид, и даже те из них, кто говорит какие-то приличные слова, все равно исходит из позиции внутренней ненависти, если не к людям из собственного лагеря, так обязательно к тем, кто находится «по другую сторону». Я помню, когда участвовал в протестах из-за недопуска оппозиционных кандидатов в Мосгордуму на проспекте Сахарова в 2019 году, меня передернуло от лозунга «Дети ментов ненавидят ментов», который выкрикивали небольшая группа людей. Они свою ненависть спроецировали на детей. А как может ребенок ненавидеть своего родителя, даже если он трижды плохой человек? 

Люди иногда делают много хорошего, а иногда много плохого, но я считаю, что это не повод их ненавидеть. Когда я представляю себе Россию будущего, я думаю о стране, в которой люди относятся к друг к другу с любовью и пониманием, пытаются найти общий язык, несмотря на разные взгляды на те или иные вопросы. Противники же того, что делает наша власть, множат ту же самую ненависть, просто адресуя ее в другую сторону. Если одна власть ненависти поменяется на другую, в конечном итоге будет все то же самое.  

На этой же акции не было никаких лозунгов, никто ничего не скандировал, не разворачивал баннеров. Я пришел чуть раньше назначенного времени, увидел, что вдоль стены собираются полицейские, но их было немного, и одеты они были по-простому — без обычного своего обмундирования на митингах, дубинок и скафандров. Люди с цветами стояли неорганизованными кучками, общались. Между ними периодически сновали люди в масках и в черных очках, за кем-то что-то записывали. Поодаль собралось достаточно много журналистов. Как я понял, пообщавшись с некоторыми из людей, не все, кто пришел на акцию, были родственниками мобилизованных — все больше сочувствующие люди, у которых болит сердце за то, что происходит.  

Мария Андреева во время встречи солдатских жен с Борисом Надеждиным в Москве, 11 января 2024 года. Фото: Александр Земляниченко / AP Photo / Scanpix

Потом пришла Мария Андреева (одна из лидеров движения «Путь Домой». — Прим. «Холода») с другими женщинами, и мы построились перед Вечным огнем. К нам подошел солдат, который, видимо, отвечал за порядок, объяснил, что нам нужно будет оставить сумки в стороне и по парам подходить к огню. Сказал, что у огня можно возложить цветы и постоять, но недолго — нужно уступить место следующей паре. После того как мы возложили цветы, мы вышли пообщаться к журналистам. Основной наш посыл был таков: «Давайте остановим боевые действия, начнем разговаривать, вернем всех домой». 

Я думаю, очень многие россияне хотят прекращения военного конфликта, просто боятся об этом говорить вслух. У любого конфликта есть причины, всегда в любой драке есть взаимное недовольство. Кто-то обманул чьи-то ожидания, другой не сумел стерпеть обиды. Но любые драки, какими ожесточенными они бы ни были, всегда заканчиваются тем, что люди садятся договариваться. 

Я чувствую, и другие участники акции об этом тоже говорили, что это время давно пришло. Все надрались, поубивали кучу людей, все понятно, все дураки. Давайте сядем разговаривать, давайте вернем домой тех, кто еще не успел умереть. Ведь с каждым днем, что мы откладываем процесс мирных переговоров, с обеих сторон умирают люди. Хватит драться, давайте разговаривать.

Я ушел с акции раньше других с ощущением, что все прошло очень мирно, как с нашей стороны, так и со стороны правоохранителей. Я, если честно, обалдел, забыл, что такое вообще бывает: что я могу выйти в Москве, сказать вслух, что я с чем-то не согласен, и меня не начнут бить за это дубинками. Мы ведь просто хотим, чтобы нас выслушали, мы не хотим месить полицейских, строить баррикады, нам ничего этого не надо. Но моя радость была кратковременной. Потом я прочел в телеграм-каналах, что многих участников задержали, в том числе, в автозаки погрузили журналистов.  

Собственно, прекрасно зная, как это у нас бывает — в 2021 году мне выписали два административных штрафа за то, что, когда вернулся Навальный и его приняли, я вышел сказать, что не считаю правильным сажать людей в тюрьму просто так, — я в меру сил подготовился к возможному аресту. Взял с собой пару лишних трусов и футболок. Конечно, было страшно, но мне показалось важным этот страх преодолеть.  

Мы ведь с семьей жили в очень многих странах, путешествовали по миру, но в итоге выбрали жить в России. Это фантастическая страна. Мои дети хотят жить и учиться в Москве. Я от всего сердца хочу, чтобы люди здесь жили хорошо, чтобы они были счастливы и у них не было бед. Я очень хорошо понимаю людей, которые пошли воевать из чувства долга перед родиной. Я их уважаю, потому что это очень глубокое, искреннее чувство — желание защитить родную страну. Я тоже его испытываю, просто я для себя решил, что мой долг перед родиной в другом: в том, чтобы добиваться того, чтобы все могли сказать, что они хотят, и чтобы с их интересами считались. Чтобы любой мог высказать свое мнение, не боясь преследований. Я считаю, что такая цель многого стоит, и она точно сильнее страха.

Ненависть проще, она увлекает моментально. Это очень яркая, сочная эмоция, которая сразу же побуждает к действию. Руководствуясь ей, можно бежать, орать и драться. Когды мы ненавидим, мы чувствуем свою величайшую моральную правоту, считаем, что вот мы сейчас уничтожим плохих людей и заживем как надо. 

Любовь и сострадание медленнее. Я не знаю, что будет дальше с этими женщинами, которые множат эту самую любовь и сострадание, но я точно знаю, что они не сдадутся. Их дух силен, как ничто другое. Я впервые тогда на акции увидел Марию Андрееву. Она очень маленького роста, и при этом от нее такая силища исходит, которой позавидуют самые бравые мужчины. Я не верю, что эти женщины просто сложат лапки и сдадутся, перестанут говорить то, что они хотят сказать. 

Активистки движения «Путь домой» и родственники военнослужащих российских вооруженных сил собрались чтобы возложить цветы к Могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены в Москве, 3 февраля 2024 года. Фото: Stringer/ Reuters / Scanpix

Они — угроза для системы. Их движение — это что-то очень душевное, сердечное, настоящее, человеческое, простое, без каких-то сложных умных конструкций про демократию, автократию, власти, политику, все вот это. Это просто обычное сердце женщины, которое болит и кричит. Женщины, я думаю, сами понимают, что их сила именно в этом, и будут за это держаться. Власти тоже дают себе отчет в том, что нельзя бить сердце женщины — это невозможно и противоестественно. Поэтому их главная цель — радикализировать это движение, превратить сердце женщины в привычного акционера-позиционера, которого можно будет бить. Про которого можно будет сказать — это плохое, это иностранная агентура, с этим невозможно вести конструктивный диалог.  

Побывав рядом с этими женщинами, я уверен, что им удастся остаться таким незамутненным голосом. При этом власти очень успешно пока этот голос заглушают, держат в узком закутке с помощью той же плашки «фейк» в телеграме (жалобы пропагандистов на то, что жены мобилизованных якобы украли название канала у одноименного движения российских репатриантов, привели к тому, что у телеграм-канала движения «Путь домой» появилась плашка «фейк» в телеграме. — Прим. «Холода»). 

Я буду и дальше пытаться стать частью сообщества, которое поможет этому голосу зазвучать громче. Я никого ни к чему не призываю, так как считаю, что люди должны делать свой выбор сами и, желательно, сердцем, но буду рад, если больше людей услышат этот голос и тоже выберут стать частью громкоговорителя.

«Остановить безумие – не безумие»

Ярослав Рязанов, 22 года, инженер-технолог в энергетической компании

Наша страна пытается забыть о том, что сотни тысяч ее граждан уже более 500 дней находятся в очень сложной ситуации и никак не могут вернуться домой. Мне это кажется несправедливым, поэтому я вышел на акцию, чтобы почтить память погибших и привлечь внимание к проблемам тех, кто еще там. Меня и моих родственников мобилизация не затронула, но в Украину отправили моего друга. Как и сотни тысяч других мобилизованных, он очутился там против воли. К сожалению, нам нечасто удается поддерживать с ним контакт, но то, что он мне рассказывает об условиях на фронте, — ужасно. У мобилизованных нет ротации, зачастую нет отпусков, им тяжело, они измотаны и хотят вернуться домой. 

Жены мобилизованных на самом деле борются за права всех россиян, а не только тех из них, кто был мобилизован. Любого из нас в любой момент могут отправить на «специальную военную операцию»: логика «нас не коснулось, значит все хорошо, можно расслабиться и выдохнуть» не работает. Если вас не коснулась первая волна мобилизации — не факт, что вас не коснется вторая. По военной логике и по тому, скольких людей наше государство хочет видеть на фронте, не исключено, что вторую волну как раз могут объявить после выборов. 

Я негативно отношусь к перспективе замены одних мобилизованных другими. Очевидно, что люди, которые хотели поучаствовать в боевых действиях, уже в них поучаствовали за первые полгода СВО. Власти очень активно агитировали людей подписывать контракты, обещали огромные деньги, сообщали, что якобы набрали 500 тысяч контрактников. При таком количестве контрактников вполне можно исключить участие в военных действиях гражданских людей, у которых явно есть в жизни чем заняться, помимо СВО. У всех нас есть семьи, работа, мирные дела — нам нечего делать за линией фронта. Как я могу судить, эту позицию разделяет и сообщество жен мобилизованных: они призывают отменить мобилизацию как таковую, а не заменить их мужей другими людьми. 

Я думаю, многие понимают, насколько важен протест жен мобилизованных, поэтому и присоединяются к нему, несмотря на то, что сами не обязательно являются родственниками мобилизованных. Многих привлекает своеобразный иммунитет этих женщин — некоторые из них очень свободны в своих высказываниях, например, призывают к завершению военных действий в Украине. При этом на них не возбуждают уголовные дела, и их не объявляют иностранными агентами, как любых других людей, которые ведут так называемую оппозиционную активность. Возможно, боятся разгневать их мужей — людей, от которых, в том числе, зависит успех российских вооруженных сил на фронте. 

Присоединяются и потому, что больше не к кому присоединяться — никого больше не осталось. Так и Надеждина многие антивоенно настроенные россияне поддерживали, потому что некого было больше поддерживать. Практически никто же до выдвижения о нем ничего не знал. 

Впрочем, несмотря на то, что некоторые из них призывают прекратить боевые действия в Украине, у жен мобилизованных нет ярко выраженной антивоенной позиции. Какие-то женщины поддерживают «СВО», какие-то — нет. Я же считаю, что «остановить безумие — не безумие». Каждый день сотни людей гибнут ради обогащения ничтожной группы социальных паразитов, которые сколачивают себе состояния на военных контрактах и подрядах на строительство в «новых регионах». А наша страна пытается этого не замечать. Это несправедливо.  

Сначала акция проходила довольно-таки мирно. С нашей стороны так точно — никаких лозунгов не звучало, никто ничего не кричал, в основном присутствующие просто стояли группами и беседовали между собой. Жены мобилизованных в белых платках рассказывали о бедах своих мужей. А за полкилометра от них у входа в Кремль стояла толпа полицейских. К нам они до поры до времени не приближались. 

Зато подходили подозрительные люди в масках и шарфах, натянутых на нос. Я сам вышел на акцию в медицинской маске — у меня проблемная кожа и я не люблю показывать свое лицо незнакомым людям. Но по этим людям было понятно, что они сотрудники Центра по борьбе с экстремизмом. Они безустанно фотографировали нас на телефоны и другие устройства, хотя обозначения, что они пресса, ни у кого из них не было. 

Сотрудники полиции задерживают мужчину во время акции участников группы «Путь домой» в центре Москвы, 3 февраля 2024 года. Фото: Stringer/ Reuters / Scanpix

Одна из участниц акции раздавала белые тканевые ленточки, на которых были написаны разные сообщения, в основном «верните мужа», «верните сына». Я взял ту, на которой было написано «Они отдали свой долг — дембель их ждет?». Предполагалось, что этими ленточками мы перевяжем цветы, которые отнесем к Вечному огню. Но солдат из почетного караула сказал нам, что ленточки с цветов надо снять. Журналисты, которые тоже были на площади и общались с нами, заметили у меня в руках ленточку и попросили показать, что на ней написано. Я ее развернул перед собой, они на меня накинулись и стали со всех сторон фотографировать. Позже я понял, чем возбудил такой интерес: в первый раз за очень долгое время я сделал то, за что в любой другой ситуации получил бы дубиной по хребту. 

Когда акция закончилась и участники стали расходиться по домам, некоторые жены мобилизованных отправились в предвыборный штаб Путина оставить там свои избирательные наказы. Я решил, что не пойду в штаб ноунейма, который даже не соизволил закупить наружную рекламу и опубликовать свою программу, — ведь я не буду за него голосовать. Но все равно пошел с женщинами до ближайшего метро. 

Тогда-то меня и потянул за куртку полицейский. Женщины вокруг стали возмущаться, спрашивать, за что меня задерживают. Некоторые кричали, что я с ними и, раз меня задерживают, должны задержать и их. Но их трогать не стали — у них иммунитет, а меня отвели в автозак под видом проверки документов. Сначала полицейские попросили открыть рюкзак, достали оттуда белый платок и ленточку, сфотографировали их, затем отвели меня в пассажирскую секцию автозака, сказали, что отвезут меня в отдел. Я пытался выяснить, за что меня задержали, но на мои вопросы полицейские отвечали «там и узнаешь». Однако тронулись мы не сразу: женщины выстроились в цепь перед автозаком и какое-то время блокировали ему проезд.

В отделе полиции в Китай-городе у меня без описи забрали телефон и не пустили ко мне адвоката (в ОП «Китай-город» 3 февраля ввели режим особого положения «Крепость». Полицейские отобрали у задержанных телефоны, перестали пускать к ним адвокатов и отказались принимать передачи от волонтеров. — Прим. «Холода»). Полицейские расспросили меня, откуда я узнал об акции, которую они настойчиво называли митингом, один ли пришел в Александровский сад, как нашел в телеграме канал «Путь домой». И посадили меня на скамейку у входа ждать отказ в привлечении к ответственности. Сказали, что скоро я уже поеду домой. 

Но домой меня так и не отпустили: вместо этого завели на меня два административных дела — об организации несогласованного мероприятия и неповиновении сотруднику правоохранительных органов. В протоколе написали, что я пытался убежать от полицейских, хватал одного из них за форму. Преподнесено это было как факт, даже ссылку на свидетелей не сделали, хотя я спокойно реагировал на задержание, не пытался убежать, и это видели люди как в Александровском саду, так и в отделе полиции.

В автозаке я был один, но где-то через полчаса после меня в отдел стали привозить и других участников акции. Я насчитал около 20 мужчин, добрая половина из которых при этом была журналистами. Судя по тому, что я видел, всех их довольно быстро отпускали, выдавая отказ в привлечении к ответственности. 

Меня же оставили в отделе полиции до суда из-за протокола о неповиновении сотруднику полиции. Заседание прошло в понедельник утром в Тверском районном суде. У меня психическое заболевание — тревожно-депрессивное расстройство, и моя адвокат потребовала, чтобы суд получил заключение от психиатра, где была бы указана классификация моего диагноза по МКБ-10. В связи с этим судья назначила следующее заседание на пятницу, 16 февраля, а меня отпустили в понедельник по истечению 48 часов с момента задержания. 

До вечера субботы я сидел в коридоре отделения, общался с другими задержанными. В том числе познакомился с мигрантом, которого готовились депортировать из России. А потом меня посадили в клетку, где я уже был один. На ночь мне выдали комплект спального белья и еду от родственников. Так я провел в общей сложности полтора дня в отделе полиции, и, хотя обошлось без особой жести, для меня, человека без такого опыта, это все было непривычно. 

Когда я изначально собирался на акцию, я отдавал себе отчет в том, что могу быть арестован по какому-нибудь обвинению в участии в незаконном митинге, но никак не думал, что на меня сфабрикуют дело о неповиновении сотруднику полиции. Наши власти изначально плохо относятся к любым людям, которые куда-либо за что-либо организованно выходят, и применяют к ним репрессии. У меня того иммунитета, который пока есть у жен мобилизованных, нет, поэтому я понимал, что репрессии могут применить и по отношению ко мне. Но я знал, что ничего катастрофического со мной не произойдет, поэтому все равно решил пойти.

В итоге в ответ на запрос суда главврач клиники, в которой мне поставили диагноз, назвал его предварительным, и 16 февраля меня признали виновным по статьям об организации несогласованной акции и неповиновении сотруднику полиции. Вдобавок к штрафу в 15 тысяч рублей меня приговорили к аресту на семь суток. Моя адвокат подала жалобу, но суд ее не удовлетворил.

Активисты московской ячейки «Пути домой» позднее связались со мной и запретили мне участвовать в их акциях в ближайшее время. Они опасаются, что при повторном участии на меня могут завести уголовное дело. 

Сообщение «Давайте вернем домой тех, кто еще не успел умереть» появились сначала на «Холод».